взлетела в воздух рваной хламидой, и только хотела было метнуться в сторону Катюшки, как та широким жестом перекрестила её и запела нараспев « Да воскреснет Бог!», благо с бабушкой все псалмы выучила.
Скрыга затряслась, забилась в конвульсиях, закаталась по высокой траве, зашипела водой на раскалённой каменке в бане:
– Кыш-ш-ш-ш, прочь, прочь, поганка! Больно-о-о-о….
Катюшка же, не переставая, крестила нежить и пела псалом. Скрыгу крючило на земле, она с трудом поднялась на одну ногу и, волоча за собой вторую, поползла, подвывая, в кусты, приговаривая и бубня:
– Чур-чур меня такой ненормальной, у неё и кровь, небось, дурная…
Спустя минуту всё стихло. Катюшка замолчала, и, тяжело дыша, поглядела на Игошек. Те испуганной стайкой сгрудились возле ели.
– А ты храбрая, – протянул один из них, тот, что рассказывал ей про Скрыгу.
– Ненавижу подлость! – с придыханием выплюнула Катя, – Пусть получает своё.
Игошки глядели на неё с восхищением.
– А ты ведь ищешь своего друга?
– Ищу, – отдышавшись, сказала Катюшка.
– А мы поможем тебе его найти! – ответили радостно Игошки.
– Девка сказала, что в Бережках он, – глянула на них Катюшка.
– Да уж понятно, – протянули те, – Тут если кто живой и появляется, так там оказывается непременно. Ну, идём.
– Идём, – ответила Катюшка, и зашагала по тропке, освещаемой зеленоватым светом, исходившим от Игошек, вглубь леса.
Горько пахло полынью и пижмой, Катюшка задевала высокие зонтики ногами, и те, растревоженные, осыпались жёлтой пыльцой на её платье, источая сладковато-терпкий аромат. Колючий сухостой утыкался пиками в голые лодыжки, а несколько раз Катюшка даже задела руками крапиву, и теперь они назойливо зудели, покрывшись волдырями.
Страх у Катюшки отчего-то прошёл, то ли волна праведного гнева придушила его на корню, то ли переживания за Димку пересилили все другие страхи, но Катюшка была сейчас абсолютно спокойна и рассудительна.
– Ничего, – думала она, – Чего там такого может быть, в этих Бережках? Обычная заброшенная деревня. В бабулином рассказе из ужасного там был только туман, в нём-то я как раз уже и побывала. Так что, пожалуй, бояться мне нечего. Доберусь до деревни, поищу Димку, и если не найду, то сразу вернусь к мосту и перейду на свою сторону.
– Да и в конце-концов, – пожала она плечами, – Если даже мост к тому времени уже исчезнет, как стращала меня эта девка-старуха, то речка неширокая, можно и вплавь, ну, или на худой конец, меня же всё равно бабушка с дедом хватятся, искать пойдут, и найдут.
При мысли о бабушке сердце Катюшки заныло, как же так, о бабе с дедом она и не подумала совсем? Ведь бабуля велела не задерживаться, а сколько теперь уже времени? Катя достала из сумочки часики, вгляделась в циферблат, блеснувший в свете луны – часы показывали половину десятого, ровно столько было, когда она убежала из клуба! Но ведь уже прошло часа полтора, не меньше! Неужели часы сломались или… Время здесь остановилось?
– Эй, ты чего? Идём же, – запищали Игошки, отлетевшие уже было далёко вперёд, воротясь обратно, и потянув Катюшку за подол, – Недолго уже. Деревня скоро.
Желтобокая луна повисла на небе, запутавшись в корявых ветвях деревьев, и на её фоне лес казался гротескным, как иллюстрация из какой-то книги ужасов. Повсюду росла высокая трава да репьи.
– Странно, – только что осенило Катю, – А откуда же здесь могла взяться тропка, если тут никто не ходит? Надо бы спросить у малышей.
Но только было она собралась открыть рот, чтобы задать вопрос, как те сами запищали:
– Вот они, вот они, Бережки!
И тут же испуганно шмыгнули к Катюшке, сгрудившись вокруг неё, словно цыплята возле наседки.
Та оглядела их с недоумением:
– Вы чего?
– Стра-а-ашно, – протянул один из мелких.
– Там она живёт.
– Кто? – не поняла Катюшка.
– Ижориха.
– Кто-кто? – переспросила Катя.
– Ведьма она, – громким шёпотом прошелестел в ухо третий Игошка, и тут же испуганно смолк и закрутил головой по сторонам.
– Да ведь ты с ней знакома уже, – выдохнул четвёртый, – Девка та – это и есть Ижориха.
– Она умеет и девкой, и кем хошь оборачиваться, – заверещали снова малыши.
– Вот как, – призадумалась Катюшка, – Для чего же только я ей понадобилась, что она решила заманить меня сюда? Ничего не понимаю.
– Постойте-ка, – обрадовалась вдруг она, только что пронзившей её, внезапной мысли, – Так это ведь значит, что не было никакой девчонки!
Игошки сдвинув бровки, молча замерли, повиснув в воздухе.
– Ну, точно говорю вам, не было девчонки! Димка свободен, ура-а-а! – Катюшка счастливо рассмеялась, – Морок это всё был!
– Вот дурная, – переглянулись Игошки, – Первый раз такую видим, чтобы встрече с ведьмой радовалась.
– Вот только для чего было всё это представление, не понимаю, – снова задумалась она.
– Видать, для чего-то надо ей было тебя сюда заманить, – протянули Игошки.
– Зачем?
– Откуда ж нам знать? Может скучно ей стало, давненько уж тут нога человека не ступала.
– Ладно, идёмте, посмотрим быстренько, нет ли в этих Бережках Димки и назад. Мне ещё нужно до рассвета к мосту вернуться и на свою сторону перейти. Кстати, а почему на этом мосту все звуки пропадают, а? Не знаете?
– Так граница там. Между вами да нами. Не каждый ведь день этот мост появляется. Да и не перед каждым.
Катюшка вздохнула:
– Ладно, идёмте.
Они, наконец, вышли из леса и встали на его границе, перед ними раскинулось поле, широкое и покрытое какой-то мягкой травой, чуть выше колена Катюшке, словно за ним ухаживали. А за полем в свете луны различила Катя крыши домов.
– Надо же, они разве целые? – удивилась она, – Бабуля говорила, что тут всё ветхое, рассыпалось да развалилось.
– Так и есть, – зашептали Игошки, – По ночам блазнится тут. Кажется, что все дома, как раньше будто, невредимые. В иных даже свет теплится в окошках. А днём всё вновь как есть становится – крыши проваливаются, проседают, избы набок заваливаются…
– Как же мне Димку здесь отыскать? Да и есть ли он тут? Может ведьма эта ваша мозги мне запудрила? Хочет меня сожрать или что она там делает с людьми? И кто она вообще такая? Тут ведь давно уже никто не живёт. Неужели осталась, когда все уехали? Как же она тут, одна?
– Из-за неё-то и уехали все, – ответили Игошки, – Ижориха эта привела кого-то в деревню, того, кто в тумане стал людей уносить. Вроде как плата это ведьмина, за то, что туман ей силы даёт жить. А теперь жителей нет, так она обманом сюда людей заманивает. Не ходила бы ты, Катюшка, нет поди-ка там Димки твоего.
– Я слышала, как звал он меня, – смутилась Катюшка.
– Так то, небось, те, что в тумане, звали тебя. Ведьма хочет тебя им отдать, туман накормить. А тот ей взамен силы даст, чтобы жить да выкрутасы свои вытворять. Сама-то она старая уже, лет сто поди-ка!
– Что же делать мне? – опечалилась Катюшка, – Если в деревню вернусь, а Димы там не будет, никогда себе не прощу. Ведь не вернётся он потом уже назад. Когда ещё этот мост снова появится? Так что надо идти. Проверю и назад.
– Ну, так мы, коли, с тобой, – окружила её малышня, – Ты нам понравилась, хорошая ты, приветливая, нас приголубила, пожалела. И мы тоже тебе поможем, одну не оставим. Хоть и не любим мы Бережки. Ни за что бы туда не пошли, будь наша воля.
– А где же вы живёте?
– Там, – махнули они ручками в сторону, – Там топи. Там наше место.
Они загрустили.
– А ну-ка, – сказала им Катюшка, – Не вешайте носы. Идём в Бережки, а там придумаем, как дальше быть!
И она скоро зашагала по полю навстречу избам, а Игошки огоньками взвились за ней. Клубы тумана выползли из леса, и, чуть повисев в воздухе, поплыли, застелились понизу вслед за путниками.
